iDario (segazeta) все записи автора
25 января 1938 года родился Владимир Семенович Высоцкий, выдающийся человек в истории нашей страны. Чтобы почтить его память, приведу отрывки из книги «Владимир Высоцкий. Четыре четверти пути» (сост. А.Е. Крылов – М.: Физкультура и спорт, 1990).
«Олег Блохин. Вечер в Монреале.
Олимпийский Монреаль. 1976 год. Мы проиграли тогда все, что можно было проиграть. И не только на Олимпиаде, а вообще в первой половине сезона. Настроение – хуже некуда.
Вышли из гостиницы – подальше от гнетущих четырех стен. От гнетущих дум никуда не денешься. Побрели с Леней Буряком по монреальским улицам, заглянули в магазин – купить домашним сувениры. Народ в магазине, вдруг слышим: «Смотри, такое впечатление, будто это живые Блохин с Буряком, а?» Оглянулись злые – не до шуток нам было. Высоцкий с Мариной Влади. Они Володе кожаный пиджак подбирали. От одной его улыбки – широкой, доброй – легче на душе стало.
Мы познакомились с ним годом раньше, когда под флагом сборной СССР выступало все киевское «Динамо». Готовились в подмосковном Новогорске к товарищеской игре с итальянцами (к слову, победили в ней – 1:0), и он приехал к нам выступать и, как он сам говорил, «познакомиться с теми, кто навел шороху в Европе»: мы весной 75-го выиграли Кубок кубков. Часа на четыре он заставил нас забыть обо всем на свете, полностью владел нами, пел, лишь изредка беря паузу, чтобы отдышаться. Он не веселил нас и не забавлял, что иногда делают приезжающие к спортсменам артисты. Мы жили каждым его словом, переживали вместе с ним, негодовали, смеялись и грустили. И сейчас, как поет Булат Окуджава, «пусть кружит над Москвою охрипший его баритон, ну, а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем». Не только над Москвою, над всей страной.
По прошествии многих лет трудно вспомнить, что он пел тогда, я вспоминаю только, когда слушаю его дома «один на один», но – удивительное дело – сохранился в памяти цельный образ исполненных им в новогорский вечер песен. Образ исключительной доброты к людям любящим, рискующим, страдающим и беспощадности – к трусам, равнодушным, амебным.
Я не знаю, за какую футбольную команду он болел, в анкете, датированной 1970 годом, на вопрос «Любимая футбольная команда» он ответил «Нет», но к футболу относился с уважением. «С хоккеистами, - говорил, - все в порядке, можно не беспокоиться, а футболисты – до лучших дней». Не случайно, наверное, в спортивном цикле Высоцкого довольно много песен о футболе, в том числе и посвященная Льву Яшину. Писал он о футболе с уважением к игре, к людям, выходящим на поле, с юмором – тонким и запоминающимся.
Высоцкого, да и не только его, коробил «ореол примитивности», создаваемый вокруг спортсменов незадачливыми репортерами, чему, впрочем, некоторые спортсмены сами в немалой степени содействовали. Набежит такой репортер, с пылу, с жару вопрос, только задумаешься и выговоришь первую фразу, а он: «Понятно», и что-то черкнет в блокноте и следующий вопрос задает. А потом читаешь такое, что волосы дыбом встают, и задумаешься не раз, разговаривать с прессой или нет. Не об этом ли у Высоцкого:
Сейчас кругом корреспонденты бесятся.
«Мне помогли, - им отвечаю я, -
Подняться по крутой спортивной лестнице
Мой коллектив, мой тренер и – семья».
… Тогда в Монреале мы вышли все вместе из магазина, посидели немного в близлежащем кафе, вспомнили общих московский знакомых. Высоцкий спросил, можно ли нас украсть на несколько часов. Спустя полчаса мы приехали в симпатичный двухэтажный дом, ключи от которого оставили Марине и Володе, совершавшим поездку по Канаде и США, уехавшие в Париж друзья.
У Лени накануне был день рождения, и мы, смущаясь конечно, попросили записать кассету на память. Высоцкий с большим удовольствием откликнулся на нашу просьбу. Под рукой кассеты не оказалось, он пошел по дому, нашел чистую, вставил ее в магнитофон и стал петь.
У него было прекрасное настроение, он смеялся, шутил. Все, что было сказано им в наш адрес, говорилось от чистого сердца.
Впервые столкнувшись с ним близко в непринужденной обстановке, я понял, что в нем есть какое-то внутренне обаяние, душевность огромная. В такого человека нельзя не влюбиться.
Мы обменялись адресами и телефонами. И, честно говоря, когда приезжали в Москву играть, стеснялись звонить. Почему? Трудно объяснить. Однажды, когда были в Париже, я позвонил Влади. По-русски мне объяснили, что она улетела на съемки.
Часа два мы провели вместе в Монреале, нам нужно было в 22.30 вернуться, Володя и Марина вышли и посадили нас на такси. Через день мы улетали из Канады – с кассетой на память.»
«Часто пишут записки: «Расскажите кратко о себе». Вот это вопрос! Это мне напоминает, как однажды во время экзаменов в школе-студии Художественного театра я, стоя в коридоре, получил записку от своего товарища с просьбой прислать шпаргалку. Буквально в этой записке было написано: «Напиши краткое содержание «Дон-Кихота». Это правда.»
«Просят рассказать о личной жизни. Это очень странно – я никогда ни к кому не подхожу и не спрашиваю. К нам в театр приезжают разные люди, физики читают лекции. И не подойду же я к Флерову и не скажу: «Расскажите, пожалуйста…» О личной жизни я не рассказываю.»
«Спрашивают, почему я такой грустный. Я думаю, это вопрос не из сентиментальности и заботы о моем здоровье, а просто люди думают, что мне кажется, будто вы не все понимаете. Это совсем не так. Я абсолютно уверен, что семена падают в благоприятную почву.
А грустный? А чего особенно веселиться?!»